Затем он повернулся и посмотрел прямо на Белинду. И тогда она почувствовала нечто необычное. У Вильяра глаза были зеленовато-голубые и такого холодноватого оттенка, что Белинда представила себе возникновение ледяных водопадов, что можно видеть зимой в движении облаков. Однако — и это было странным — эти ледяные глаза зажгли в ней темное пламя. Лед, который мог зажечь огонь? Конечно, только ей могла прийти в голову такая странная мысль.

— Я не собиралась сплетничать, — униженно сказала она.

— Я думал не об этом, — коротко ответил он. — Я только думал: да ну, так-то ты выглядишь!

А затем он отошел от нее. Каково было его впечатление о том, как она выглядела, она не узнала.

Он собирался сесть на софу, но был остановлен хором предостерегающих возгласов.

— Боже сохрани, — пробормотал он, заметив спавшего ребенка. — Это могло окончиться скверно.

Но после этого эпизода он словно немного оттаял. Винга вышла, чтобы распорядиться насчет поездки Белинды домой и чтобы принести Вильяру оставшуюся после ужина еду. Затем они уселись вокруг маленького салонного столика.

Несмотря на оттепель, настроение Вильяра было все еще довольно угрюмым, агрессивным, Белинда заметила это сразу. Может быть, только она? Может быть, она была необычайно чувствительна, когда речь шла об этом человеке?

— Значит, ты видел только один призрак? — спокойно спросил его Хейке.

Вильяр отрезал кусок мяса и приостановился за этим занятием.

— Что ты хочешь этим сказать? Винга ответила вместо мужа:

— Мы хорошо знаем, что в Гростенсхольме обитают призраки. Но мы хотели скрыть это от тебя, потому что не могли и представить себе, что ты что-то видел.

Вильяр отложил нож и вилку и опустил руки.

— Значит, вы тоже видели ее?

— Это «она»? — живо спросила Винга.

Он быстро искоса взглянул на Белинду. Взгляд означал: «Вот как! Ты не рассказала больше. Это хорошо».

Эта молчаливая признательность была для Белинды, словно бальзам.

— А теперь вы должны объяснить, — глухим голосом произнес Вильяр. — Намекаете ли вы на то, что здесь обитает много призраков?

Тут Хейке улыбнулся.

— Их тут полно. Но о них знают только Винга с Тулой и я. Они нам ничего плохого не делают, наоборот помогают. Это — длинная история, без которой ты можешь обойтись…

— А я хочу ее услышать! Это касается меня в высшей степени, поскольку со временем я наследую Гростенсхольм.

— О, они исчезнут, когда я умру, — быстро сказал Хейке.

«Надеюсь», — подумал он, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.

Вильяр сделал большой глоток золотистого вина.

— Скажи мне… Речь ведь не идет о сером народе, который упоминается в книгах об Ингрид и Ульвхедине?

— Именно, это — серый народ. Мы вызвали его из мира теней, Винга и я, потому что нам требовалась их помощь.

— Но вы не писали о них в книгах!

— Все записано в одной книге. Мы не хотели показывать ее до нашей смерти, после которой серые люди исчезнут. Не хотели никого пугать.

— Но сейчас один из них, очевидно, пугает Вильяра, — сказала Винга.

— Давно?

— С самого детства.

— Бедный мальчик, — пробормотала Винга. — Не удивительно, что ты не хотел здесь ночевать!

— Так это… из-за серых людей я никогда не смел подняться на чердак? — спросил Вильяр.

— Это так, — ответил Хейке. — Они обитают наверху. Ты можешь подняться туда без опаски, но мы не воспользуемся этой возможностью. Тула была там один раз, и это прошло скверно, но ведь она тоже немного особая. Однако, давай поговорим о твоем собственном призраке! Я должен буду выяснить это, потому что они не должны показываться другим людям. А также посещать наши спальни. Ну? Ты сказал, это женщина?

Белинда сидела совершенно неподвижно и следила за беседой. Порой она забывала закрыть от изумления рот, но сразу спешила его захлопнуть, так как ей совсем не хотелось выглядеть глупее, чем она была! Но ей было немного боязно ехать домой. То, что Вильяр хотел ее проводить, могло означать только то, что он собирается отругать ее. Он была слишком вежлив, чтобы сделать это теперь.

— Это — молодая женщина, — сказал он старикам. — Она иссиня-бледная с белесыми глазами и кажется опухшей. Будто она утонула.

— Да, я знаю, кто это, — сказал Хейке. — Ей, наверное, кажется, что ты хорошо выглядишь. Может, она даже влюбилась в тебя?

Вильяр метнул в него уничтожающий взгляд.

— В четырехлетнего? Я был не старше, когда увидел ее впервые.

Затем он рассказал, что женщина имела обыкновение стоять у двери его спальни и просто смотреть на него. Что он теперь привык к ней. Потому что она ведь ничего не делала, хотя ее вид не поднимал настроения.

— Это не может продолжаться, — взволнованно сказал Хейке. — Я должен поговорить с главным. Но они стали так…

— Подожди минутку, — задумчиво прервала его Винга. — Я размышляю, не об этой ли мистической женщине, Вильяр, мы говорили сегодня вечером. До того, как ты пришел.

Хейке и Вильяр посмотрели на нее вопросительно.

Белинда тоже рассматривала эту маленькую подвижную даму с такими тонкими руками и еще красивыми чертами лица. Если возможно стать такой приятной в старости, то нет причин ее бояться.

— Ты помнишь, Хейке, о ком мы рассказывали? О Марте! Ее столкнули в омут. Никто ее никогда не нашел, — сказала Винга.

Хейке сидел молча, затем сказал:

— Да, потому что никто не осмелился спустится к омуту. Ты права, это, очевидно, Марта. В таком случае, она о чем-то просила.

Теперь в разговор включился Вильяр.

— Но это же ясно! Она хотела быть погребенной в освященной земле.

— Верно, — сказала Винга. — Ее бедные родители были из-за этого в таком отчаянии. Хейке выглядел озабоченным.

— С тех пор прошло, вероятно, почти двести лет. Мы никогда не найдем ее.

Но Вильяр принял решение. Он поднялся.

— Она просила меня о чем-то. Я должен выполнить это.

Винга вытянула руку и взяла его за плечо.

— Только не сейчас, дружок! Уже совсем темно. К тому же спуститься к омуту Марты будет очень опасно, даже среди бела дня.

Он понял разумность бабушкиных слов и сел.

— Может быть, там растут деревья, — осмелилась предположить Белинда, чувствуя себя очень глупо. — Можно было бы привязать веревку…

При этих словах Вильяр улыбнулся.

— Спасибо, Белинда! Но я полагаю, что потребуется более надежное снаряжение, чтобы держать канат. Впрочем, вниз сверху не спуститься, это совершенно ясно. Но как это сделать? Возможно ли карабкаться вверх вдоль самого водопада?

Хейке откинулся назад на стуле.

— Насколько мне известно, никто на это не рискнул пойти. Течение слишком быстрое, а скалы слишком крутые. Но…

— Да? О чем ты подумал?

— Если ты действительно на это настроился…

— Решительно!

— Тогда мы, возможно, могли бы запрудить речку. Во всяком случае, на какое-то время.

Винга выглядела озабоченной. Хейке произнес убедительно:

— Винга, речь идет о человеческой душе. Ясно, что все серые люди являются злосчастными в той или иной степени. Но этой женщине, видимо, хуже, чем остальным, раз она является простому смертному. Возможно, это объясняется тем, что она страдает от вечного горя родителей…

— Ты совершенно прав. Я только немного беспокоюсь за Вильяра. Если запруду прорвет.

— Сейчас — осень, и в реке очень мало воды после сухого лета. Я поговорю завтра с мужчинами.

Белинда забыла о своем смущении. Она взяла Вильяра за руку под столом.

— Я могу влезть наверх вместе с тобой.

— Нет, я на это не пойду, — ответил он, но оставил свою руку в ее ладони.

— Но я хочу этого! Моя жизнь так мало значит…

Возражения, раздавшиеся со всех углов, были такими бурными, что заставили ее уступить. Но к ним примешивалось и негодование: она должна действительно перестать заниматься самоуничижением, иначе станет нудной! А именно это было бы, как казалось Белинде, самым ужасным. И она пообещала им и себе самой, что никогда больше не будет говорить ничего подобного.