Доктор открыл было рот для протеста, но передумал и снова закрыл.

Полицмейстер взял слово.

– Однажды ночью Магдалена зашла в комнату. И увидела, как двое незнакомых людей убивали ее собственную мать. Подушкой. Она спряталась от этих страшных людей и услышала, как пришли ее отец и дядя. Она могла повторить каждое сказанное всеми четверыми слово. Пособничество отца было очевидным, ибо он передал даме ключи от дома – хотя сам он, как обычно, отрицал. Хотите услышать реплики, которыми обменивались эти четверо?

Лицо Бакмана стало пепельно-серым, но его супруга держалась прямо.

– Что это за байка о разбойниках? Какое она имеет к нам отношение?

– Магдалена смогла опознать неизвестных, потому что она встречала их позже. Одну – как новую жену своего отца, а другого – как доктора Берга на курорте Рамлеса.

– Чушь!

– Кристер и Томас тоже опознали личного врача господина Молина Люнгквиста как доктора Берга с курорта. У нас есть также доказательства, что ее дядя Юлиус был умышленно убит.

Полицмейстер сделал пару шагов навстречу окаменевшим гостям.

– Доктор Эрик Берг, именем закона вы арестованы за убийство дочери господина Молина. Далее, за убийство консула Юлиуса Бакмана, за принудительную изоляцию здорового человека с целью убрать возможного свидетеля ваших преступлений. И наконец, за попытку отравления господина Молина. Фру Ида Бакман, урожденная Берг: именем закона вы арестованы за убийство первой фру Бакман и за пособничество в вышеупомянутых преступлениях. Коммерции советник Бакман, именем закона вы арестованы за пособничество во всех вышеупомянутых преступлениях.

– Но я ничего не сделал, – вскричал Бакман. – Мои руки чисты!

– Руки, возможно, да, – сказал старый Молин и поднялся с постели. – Но не мозг.

Они даже не смогли изумиться, с какой легкостью старик передвигался. Слишком были заняты своим.

Дочь Юлиуса тупо спросила:

– А мне теперь не дадут пять тысяч?

– О, заткнись, – в сердцах бросила фру Бакман. – Это к делу не относится! Господин полицмейстер, но у вас нет ни единого доказательства вашим словам.

Ее муж опустился на кровать, закрыв лицо руками.

– Ах, к чему все это, Ида? После того, как вы поступили с Магдаленой, я не желаю иметь с вами ничего общего. Ты и Эрик выплывайте теперь сами. А я умываю руки.

Но на сей раз эта стандартная фраза его не спасла.

14

Месть Молина человеку, сломавшему жизнь его дочери и внучке, была беспощадной. Теперь все убедились, каким жестоким мог быть старый промышленник, каким непреклонным. Он не мог допустить, чтобы Бакман избежал суда, и постарался обрубить ему все пути для новой карьеры.

В то время в стране начали приобретать влияние газеты. Молин призвал репортеров из недавно основанной «Aftonbladet», а также из старой и уважаемой «Post och Inrikes Tidningar», и в деталях разоблачил продажного коммерции советника.

Разразился невиданный скандал. Публика еще не привыкла к публикациям личного характера, поскольку все газеты в основном рассуждали о политике. А тут вам и убийство, и властолюбие, и человеческая подлость. Народ откровенно и с наслаждением смаковал подробности, а тиражи газет росли.

Бакман был раздавлен – на всю оставшуюся жизнь, какой бы вердикт не вынес суд. Маленького сына у него отобрали и отдали в хорошие руки.

Только членам рода Людей Льда было не по себе. Все это абсолютно не в их стиле. Но пришлось войти в положение уязвленного человека: его пытались лишить всего, что составляло смысл его жизни.

Хуже всего то, что Кристера, Коля, Хейке и всех остальных в газетах превозносили до небес. И они ужасно тяготились внезапной славой. За исключением Кристера, который нашел роль героя весьма забавной и увлекательной.

Хейке написал домой Винге, что останется у Коля и Анны-Марии до рождения ребенка. Оставалось не так много, как им казалось, – Анна-Мария уже отходила половину положенного срока. И Хейке тревожился за нее, он хотел присутствовать при родах и попытаться спасти ее, если случится худшее – и родится безобразный «меченый». Такой, как он сам.

Анна-Мария не должна погибнуть, в этом все были единодушны. Хейке хотел позаботиться и о старом Молине, ибо тот был еще далеко не здоров, хотя чувствовал себя намного лучше.

Кристер и его семейство уехали домой в Моталу: их ждали шлюзы Гета-канала и роскошное празднество на природе в окрестностях Линчепинга.

Но сперва Кристер красиво попрощался с маленькой Магдаленой.

Он был для нее невероятной поддержкой в эти трудные дни. Всегда, когда она просыпалась, он был рядом. Сидел на постели и пытался ободрить. Старался притупить ее боль и заглушить горькие воспоминания. Он обнимал и утешал ее, когда она обливалась слезами над злосчастной судьбой своей матери. Он терпеливо выслушивал ее рассказы о долгих годах жизни сначала нежеланной падчерицей в новой семье отца, а потом пленницей в зловещем приюте. Ей нужно было от многого избавиться, многое отринуть, и он всегда был рядом. В эти дни они стали очень близки друг другу.

И вот он должен уезжать. Они спустились в парк Молиновой усадьбы и молча побрели по дорожке, словно им было больше нечего сказать. Впереди черной тучей нависла разлука.

– Ты… напишешь мне? – наконец выдавил из себя Кристер.

Она грустно улыбнулась.

– Однажды я твердо обещала тебе писать, но тогда мне помешали. Теперь я опять твердо обещаю. А ты сможешь мне написать?

– Конечно! Теперь-то у меня есть твой адрес. А тогда ты мне не позволила. Боялась, что они перехватят письма. Но теперь мы свободны, Магдалена!

Они шли медленно-медленно, еле волоча за собой ноги, но тем не менее впереди уже замаячил конец парка. А во дворе усадьбы стоял готовый к отправлению экипаж. Перед ними бежал Саша.

Кристер остановился и взял ее руки в свои. Он был серьезен. Пристально вглядывался ей в лицо, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти дорогой образ.

Однажды она явилась ему маленькой сказочной принцессой, такой красивой, нарядной и воздушной. Теперь от той принцессы мало что осталось. Волосы ее резко пахли уксусом после травления вшей, кожа была по-прежнему покрыта сыпью и следами укусов, хлопчатобумажное платьице мешком висело на тощем тельце. Но на щеках появилась краска, а на костях наросло немножко мяса.

– Я вернусь, Магдалена. Я не намерен всю жизнь быть шлюзовым смотрителем, займусь учебой. Непременно! Мой отец и твой дедушка побеседовали о моем будущем.

Он поднес ее руки к губам и поцеловал, сначала одну, потом другую, романтически замирая. Это был трепетный миг. Возвышенный! Она взволнованно вздохнула.

– Когда ты повзрослеешь, Магдалена, я тебя поцелую по-настоящему. Если ты мне позволишь.

– А я уже достаточно взрослая, – прошептала она.

Он не верил своим ушам.

– И я буду так ужасно далеко, – протянул он, чтобы проверить ее реакцию.

– Ужасно далеко.

Кристер заглянул ей в глаза.

– Думаешь, мы можем? Это позволительно?

Она энергично кивнула. Глаза ее блестели одновременно робко и решительно.

Он не осмеливался дышать. Чувствовал, как горели щеки, когда он бережно-бережно обнял ее за плечи и притянул к себе. Она так легко и мягко подалась навстречу.

О, это было прекрасно! Волшебно! На мгновение он почувствовал предательское головокружение – то ли любовный дурман, то ли пары уксуса, это навсегда останется тайной. А потом медленно отпустил ее губы.

После этого слова были невозможны. Они шли молчаливые, мечтательные и печальные – рука в руке, ужасно смущенные близостью друг друга.

– А-а, вот вы где, – раздался голос Тулы, и они обнаружили, что вышли прямо на середину двора. – Кристер, я никак не найду твоих свежевыстиранных трусов. Они висели на веревке и вдруг исчезли.

О, сбила весь настрой! Кристер метнул убийственный взгляд в сторону матери, но та и не подумала заметить.

– Они на мне, – коротко сказал он.