— Но ведь это не имеет отношения к истории Эльдафьорда, или как?

— Вообще-то не имеет. Но это интересно само по себе.

И он начал читать. Эскиль был в панике: неужели он продемонстрирует сейчас свои убогие навыки в чтении? Перед Сольвейг?

Но тут Эскиль вспомнил, что сам рассказывал ей, что Хейке выучился читать уже будучи взрослым. И, пристыженный, он принялся слушать это беспомощное чтение по слогам.

Его любимый отец! Как он мог устыдиться такого прекрасного человека? Эскиль опускал голову все ниже и ниже.

— Так вот что говориться здесь, — начал Хейке: — «Возле одного из отдаленных фьордов этого дикого побережья с давних времен стояла старинная крепость. Говорят, что она представляла собой простую и примитивную постройку, пока несколько веков спустя ею не завладел один странный человек. Говорили, что он использовал крепость для языческих ритуалов, поговаривали также о человеческих жертвоприношениях».

— Вот видите, вот видите! — воскликнула Винга. — Это наверняка та самая крепость!

— Без сомнения, — согласился Хейке. — И дальше здесь говорится вот что… Укрой получше Йолина, Эскиль!

— Так что там говорится? — с улыбкой спросил Эскиль, заботливо поправляя одеяло на спящем ребенке.

Хейке продолжал:

— В предании говорится по-разному, кто был этот человек. То о нем говорили, как о самом Старом Эрике, вышедшим из преисподней, то о нем говорили как о человеке другой расы, как о детище холода и мрака.

— Ха! — воскликнула Винга. — Это выражение нам известно!

Хейке продолжал читать по складам:

— Да, в одном из преданий говорится даже, что он был изгоем своего собственного народа и вынужден был скрываться в безлюдном горном ущелье внутри страны. В другом же предании говорится, что он сбежал оттуда, прихватив с собой самые ценные сокровища своего народа. Во всех легендах он представлен злым человеком, безжалостным по отношению к окружающим. Да, это наверняка наш первый Йолин! Но кто же он такой? Что за человек это был?

Немного помолчав, он дочитал до конца историческое описание:

— «Но в моих путешествиях вдоль этого побережья я никогда не видел этой старинной крепости, а тем более — той безлюдной горной долины, так что все это плод народной фантазии, сказки, рассказываемые у камелька долгими зимними вечерами».

— Да, теперь мы знаем больше, — сказала Винга. — Но что с тобой, Эскиль? Мне кажется, ты побледнел.

— Не беспокойся, со мной все в порядке, — раздраженно ответил Эскиль, продолжая смотреть на воду, что было первым признаком морской болезни.

Хейке вздохнул.

— Лучше бы мы обогнули Южную Норвегию, — сказал он, — это было бы лучше для Йолина.

«Только не это! — взмолился про себя Эскиль. — Обогнуть всю Южную Норвегию?»

К счастью, отец не намеревался этого делать.

— Но это заняло бы слишком много времени, — продолжал Хейке, — и мы должны подумать о своих лошадях. Так что если вы не против, я займусь мальчиком — прямо сейчас, пока он спит.

Сев возле Йолина, он положил ему на голову свои большие руки. Его ладони почти целиком закрывали прозрачно-бледное, точеное лицо мальчика.

«Господи, — подумала Сольвейг. — Помоги этому человеку!»

Они причалили к тому городку, где оставили своих лошадей. Эскиль с облегчением сошел на берег.

«Ни за что больше не буду плавать по морю, — думал он, поднимаясь вместе с отцом на холм. Все плыло у него перед глазами, он по-прежнему чувствовал дурноту. — Ни за что! Даже если нам придется ехать в Англию, я поеду по суше — чего бы это мне ни стоило!»

Его много раз тошнило, но он держал себя в руках. Они шли забирать своих лошадей.

Глубоко вздохнув, Хейке сказал:

— Эскиль, мне нужно кое о чем говорить с тобой, пока твоей матери нет поблизости…

— О чем? — боязливо спросил Эскиль.

— Дома… не все в порядке.

— Что же? У тебя с мамой какие-то проблемы?

— Нет, конечно, нет! Нет, речь идет о наших поместьях. У нас нет средств, чтобы содержать все три поместья. Это было еще возможно во времена Александра Паладина, но теперь… нет!

— И что же вы решили делать? Продать Липовую аллею?

— Нет-нет, с Липовой аллеей особых проблем нет. Нам ужасно дорого обходится содержание Элистранда. И твоя мать…

— Я знаю. Элистранд — это дом ее детства. Вот почему она так за него держится. Она хочет вернуть его обратно.

— Вот именно. Поэтому… мы перестали платить налоги государству, они так велики, что временами я просто не знаю, что делать. Так что можешь считать, что мы разорены, Эскиль.

— Я никогда и не думал, что мы богаты.

— Такой ход мыслей свидетельствует о том, что ты считал себя все же достаточно состоятельным, — сурово заметил Хейке. — Но то, о чем мне хотелось бы поговорить с тобой… Да, не так-то приятно говорить об этом, но… Эскиль, когда ты унаследуешь эти имения — и твоей матери уже не будет в живых, — продай Элистранд! И как можно скорее! Я не могу этого сделать. Я не делаю этого ради нее.

У Эскиля защемило сердце. Отец не имел права говорить так! Когда мамы не будет? И отца тоже? Нет, нет!

— Я понимаю, тебе тяжело это слышать, Эскиль, — тихо сказал Хейке. — Но ты уже взрослый. Ты должен воспринимать жизнь такой, как она есть.

— Да, — выдавил из себя Эскиль. — Но я не понимаю самого себя. Как я мог уехать от вас? От вас! А что, если бы я не застал вас в живых, вернувшись домой? Да и само мое возвращение домой тоже было под вопросом. Если бы вы не приехали… Но мне хотелось привезти вам сокровища. Помочь вам.

— Не будем больше говорить об этом, мой мальчик, — мягко произнес Хейке. — И это путешествие пошло тебе на пользу, не так ли?

Эскиль ничего не ответил. Его все еще мучила морская болезнь, временами к горлу подступала тошнота.

— Дом Северинсенов в Гростенсхольме процветает, не так ли? — уклончиво произнес Эскиль. — Мне кажется, они хорошо подходят друг другу?

Хейке искоса посмотрел на сына. Он хорошо понял, что имел в виду сын.

— Насколько я понимаю, они очень счастливы, — ответил он.

— М-мм… Это я спросил просто так…

— Брак может быть счастливым, несмотря на большую разницу в возрасте. Ты ведь знаешь, жена Северинсена намного старше него.

— О, да, — живо отозвался Эскиль. — Она старше него по крайней мере лет на двенадцать!

— На четырнадцать, если я не ошибаюсь.

— Тем более!

Эскиль вдруг обнаружил, что проговорился, и смущенно замолчал. Положив руку на плечо сына, Хейке сказал:

— Возраст вообще не имеет никакого значения, Эскиль. Все зависит от того, насколько зрел сам человек, насколько он умеет устраивать свои дела. Тогда разница в возрасте между супругами становится несущественной, и не важно, кто старше, он или она. Самое важное здесь — это ответственность за своего партнера.

Опустив голову, его сын произнес:

— Но мама…

— Твоя мать такая же, как и все матери. Ей не нравится быть застигнутой врасплох. Ей нужно время, чтобы все обдумать. Ты уже говорил… ты сам знаешь, с кем?

— Нет, — торопливо ответил Эскиль. — Я говорил только в общих чертах, я не…

Он запутался в своих собственных словах, и Хейке переменил тему разговора:

— Вот мы и пришли.

Эскиль усмехнулся, потом начал хохотать все громче и громче.

— Что так тебя рассмешило?

— Это первый Йолин! Он просто смешон!

— Теперь легко об этом говорить.

— Нет, ты только вспомни, как он вел себя! Никакой хитрости, никакого ума, никакой сообразительности. Бегал вокруг, бил себя кулаком в грудь, словно горилла, швырял камни. Можно ли питать уважение к такому привидению?

Хейке усмехнулся.

— Да, ты прав. И, встретив сопротивление, он просто стоял и глазел, пока его не уничтожили. Но, уверяю тебя, Эскиль, в том, что происходило, не было ничего смешного!

— Я знаю, — с дрожью произнес Эскиль. — Но до Тенгеля Злого ему далеко!

— Нет, он не имеет никакого отношения к тому злу, которое внушает человеку трепет. Ты должен благодарить судьбу, за то, что ты никогда не имел дела с Тенгелем Злым. Но мне интересно, кто же это был первым Йолином…