— Ты знаешь, в чем.

Последние фразы она сказала, чуть не плача. Сандер взял ее голову в свои ладони, попытался окружить ее теплом, защитить, но он все же понимал ее.

— Я в точности знаю, что ты имеешь в виду, милый дружок. Потому что и сам не выношу мысли о том, чтобы быть грязным и неухоженным, но мы же ведь одинаково испачкались оба, к тому же здесь нет ни одной ванной, да и не так уж мы плохо выглядим! От нас ведь не пахнет, правда?

Она невольно улыбнулась, и он вытер ее слезы. Но он не сказал: «Я могу пойти к себе, если хочешь». Потому что он не мог идти, не мог найти в себе силы для этого. Его тело было так возбуждено, с таким пылом жаждало другого тела, что он с трудом мог говорить, едва сдерживая неуправляемую дрожь в руках. Должно быть, на него так действовала вскипевшая кровь Людей Льда.

— Ты всегда такой обходительный, — произнесла Бенедикте. — А я… я ничто. Только некрасивая, неуклюжая, толстая. Ах, как бы я мечтала сейчас иметь хоть немного приятных черт. Таких, на которые ты бы смог обратить внимание.

— Бенедикте, у меня никогда не было такого хорошего друга, как ты. И теперь я страстно желаю тебя. Я хочу тебя. Разве этого не достаточно?

— Ты, должно быть, пьян.

— Нет! Я никогда не чувствовал себя более трезвым.

В это она не верила, но с удовольствием слушала, как и что он говорит. Не в силах сопротивляться его легкому нажиму, она снова опустилась на кровать, словно отвечая этим движением на его нежные слова. И теперь она лежала совершенно спокойно, пока он осторожно, осторожно и с явным самообладанием целовал ей щеки, подбородок и шею, а его пальцы расстегивали блузку.

«Он дотрагивается до меня, — подумала она ошеломленно. — Руки Сандера обнажили мою грудь и гладят живот под блузкой. Здесь, рядом со мной, Сандер, и он, кажется, целиком и полностью владеет собой».

Ее дыхание было прерывистым, словно она купалась в холодной воде. Она лежала в таком оцепенении, что ныли напряженные мускулы.

«Теперь он пододвигается ближе, я чувствую, как его тело касается моих бедер, он такой теплый, почти горячий и… О, нет, я ощущаю…»

Бенедикте даже мысленно не смела назвать то, что она ощутила рядом с собой. Тот кусочек его тела, на который она лишь изредка бросала взгляд, стыдясь при этом своих мыслей, украдкой наблюдая за Сандером, пока он стоял и разговаривал с кем-то другим, а чаще с другой. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Его рука — вокруг ее талии — двигалась вниз, под подол юбки…

Теперь она ощущала, как горячо и влажно стало у нее между ног, там что-то набухло и нестерпимо сладко ныло. Сандер легко водил кончиком языка по ее щекам, щекотал за ушком, его руки осторожно подняли юбку.

«Боже мой, а на мне-то эти тяжелые ботинки! Прямо в кровати, это должно выглядеть ужасно. Неловко и смешно». Она осторожно сняла их и отшвырнула от себя.

Сандер заметил это движение и улыбнулся. Отчасти — ей, сочувствующе, так как и он тоже лишь недавно сбросил свои ботинки, а еще с ощущением некоторого триумфа, или, как ей показалось, счастья.

Она больше не решалась встречаться с ним взглядом, только позволила всему идти своим чередом. И когда он поднял юбку высоко над коленками, она почувствовала себя обнаженной, открытой и незащищенной, но была не в силах отказаться от этого. Внезапный холодок заставил кожу на бедрах покрыться мурашками, по телу пробежала дрожь, и сама того не осознавая, она выгнула спину и потянулась к его руке, прильнув к ней животом в поисках тепла.

Быстрым и привычным движением он снял с нее трусики и чулки. Нагота сделала ее смелее в проявлении своих чувств, она снова пробудилась к жизни и позволила своим рукам гладить его затылок, плечи и спину. «И я сказала, что это он выпил слишком много, — смущенно подумала она. — Да это же я забыла про всякое приличие. Но я знаю, что он хочет этого. Я знаю, что ему нравятся мои ласки».

Он показал ей жестом, что она должна стянуть с него рубашку. Она сделала это дрожащими руками и почувствовала кончиками пальцев его горячую кожу. Она слабо застонала, когда гладила его по спине, и ощутила, как курчавые волоски у него на груди коснулись ее обнаженного живота. Ее соски набухли, а приятная долгая дрожь перешла в мягкие толчки по всему телу.

Прерывисто вдыхая воздух, с плотно закрытыми глазами, она поняла, что он сбросил с себя всю одежду. «Это сон, это происходит не со мной, — подумала Бенедикте, — я скоро проснусь в моей одинокой постели».

Но колени Сандера, осторожно раздвигавшие ей бедра, были вполне осязаемыми. Все это время он осыпал ее долгими, страстными поцелуями и пылкими ласками, он дотрагивался губами до ее груди, так что все в ней трепетало, он склонил голову вниз, к ее животу, и… Нет, но он не может ведь сделать такое?

Сандер опустился еще ниже, его пальцы дотрагивались до самых интимных уголков ее тела и вот достигли… своей цели… У Бенедикте перехватило дыхание, она никак не могла подобрать нужного слова, она не могла поверить в то, что произошло, она почувствовала его язык, влажный, ласковый и шершавый, по ней прокатились волны самого невероятного наслаждения и желания продолжить игру дальше.

Когда Сандер заметил, что она достигла этой стадии, он быстро повернулся таким образом, что все чувства слились в одной, самой напряженной точке его тела, которой он касался ее нетерпеливого лона. Бенедикте глубоко вздохнула, чуть не застонав от неожиданности, но у нее больше не было сил, чтобы сдерживаться, вместо этого она встретила его так, что у него не возникло никаких трудностей. Впрочем, оба были настолько хорошо подготовлены предшествовавшей игрой, что он вошел в нее очень легко.

Он начал осторожно. Медленно и нежно, он никогда раньше не чувствовал такого наслаждения, он должен был сдерживать себя, чтобы не впиться ногтями в ее кожу. Приблизилась та неизбежная боль, но Бенедикте слышала об этом и была готова вынести все.

Она мельком увидела лицо Сандера, его глаза светились счастьем, несли оттенок почти священной страсти. Она слышала его тихие, постанывающие вздохи и понимала, что он сдерживается из-за нее. Поэтому она показала ему телом, что хочет и готова принимать его любовь полностью и целиком, и, выдавив из себя еще один стон, он окончательно потерял самообладание.

Ей стало больно. Безумно больно, но она хотела отдаться ему целиком, она больше не хотела щадить себя. И в короткую, пронзительную минуту, остановив потные тела в тишине и взаимном понимании, они оба оказались совершенно вне времени и пространства. Все было кончено и, завершив заключительные ласки, прошептав нежные, утешающие слова, Сандер и Бенедикте заснули, обнявшись.

Сандер Бринк интуитивно знал, что нужно женщинам. Но в этот раз его сердце не осталось равнодушным. И он не мог вспомнить, чтобы хоть раз прежде испытывал подобное наслаждение.

Когда наступило утро и забрезжил рассвет, Сандер все еще находился в комнате у Бенедикте. С некоторыми затруднениями он все же пробрался незамеченным к себе, мимо бодрых горничных, занимавшихся утренней уборкой, и путешественников, которым надо было рано отправляться в дорогу.

Но Бенедикте счастливо сидела на кровати и рассматривала свое тело. Обнаружила внизу несколько синяков и улыбнулась.

Посмотрели бы на это те дамы из Линде-аллее!

Нет, впрочем, не надо. Эту ночь она сохранит для себя.

После завтрака они отправились назад. Они шли рука об руку, улыбались, разговаривали и время от времени останавливались, чтобы обнять или поцеловать друг друга. Пройдя половину пути, они свернули с тропинки, ведущей наверх, и нашли солнечную, укромную полянку, на которой с удовольствием повторили ночную авантюру. И на этот раз Бенедикте почувствовала, что все может быть не только больно и мучительно. Она получила представление, хоть и небольшое, о том, какой сладкой любовь может стать однажды.

Сандеру нравилась ее застенчивая, счастливая улыбка, он предвидел, как сможет открыть перед ней все радости любви.