— Куда делась Тула?

— Пошла поговорить с фру Тильдой. Хейке побледнел.

— Тула? Ты в своем уме?

— Ну и что? Она просто хотела попытаться заставить ее отдать…

Но Хейке уже шел обратно быстрым размашистым шагом. Помедлив, они последовали за ним. Они нашли Хейке стоявшим неподвижно, точно парализованного, перед своевольной Тулой. Фру Тильды и след простыл. Тула повернулась к Белинде. Всех напугал пылающий огонь ее красивых, желто-зеленых глаз.

— Сейчас ты сможешь взять Ловису. Забери ее домой к родителям, как воспитатели они подходят больше.

Ответная тишина была неописуема. Затем Белинда посмотрела на дорогу.

— Но… Тут же лежит брошь фру Тильды! В куче… золы?

Вильяр издал стон.

— Не трогай ее! Пойдем! Мы пошли — быстро!

Он почти потащил Белинду за собой, спеша за другими участниками похорон. Они увидели, что Эскиль стоял и ждал их. Сольвейг поторопилась опередить других, чтобы принять гостей.

— Что это было?.. — попыталась выяснить Белинда, но Вильяр оборвал ее.

— Не спрашивай! Бог да поможет всем нам. Что ждет нас теперь?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что мы потеряли Томаса и Вингу. Это — самое худшее, что могло с нами случиться. Теперь мы стоим перед потопом!

На поминках в Линде-аллее они ничего не сказали. Этот время было полностью посвящено памяти Винги. Но по пути в Гростенсхольм Вильяр говорил со своим дедом.

— Я этого не понимаю. Как Тула могла такое натворить? Ведь никто из меченых Людей Льда не имеет таких больших сил?

— Тула действует не одна, — ответил Хейке. Он был очень бледен.

Вильяр посмотрел на находившуюся перед ними старую усадьбу.

— Поэтому она не хочет жить в Гростенсхольме?

— Они ждут ее там.

— Речь ведь идет не о наших предках?

— Нет, те никогда не делали такого. Это совсем другие.

— Но они были сейчас за пределами усадьбы.

— Да, это так.

— Кто это?

— Весь серый народ?

— Нет. Только четверо из них. И я никогда не понимал, что они у нас делают. Никогда! Они во много раз сильнее, чем серый народ. У них с серыми, собственно, ничего общего. Но они следуют за людьми Льда еще со времен Тенгеля и Силье.

— И они тянутся к Туле? Хейке ответил угрюмо:

— Я не знаю, какого рода связь она с ними имеет, но она их добыча, это так. Как только она окажется в стенах Гростенсхольма. И она знает об этом.

— А она не отступит?

— Теперь уже нет. После смерти Томаса она сожгла все мосты, ведущие к людям. Как ты только что видел.

— Да, — сказал Вильяр с содроганием.

— Я боюсь, Вильяр. Боюсь, что она будет здесь. Однако бедная маленькая Белинда отстала, мы ушли вперед! Она старается поспевать за нами, а мы просто шагали шире.

Они подождали ее.

— И все-таки, — медленно произнес Хейке, — все-таки мне страшно возвращаться в Гростенсхольм. Там так пусто, Вильяр! Так пусто!

— Я знаю, дед.

Тайком он взглянул на Хейке. Дед не был похож на себя. В такой скорбный день это было бы не удивительно. Но тут было нечто большее — в глазах Хейке можно было прочитать фанатичную решимость. Вильяр видел ее с того самого утра, когда дед сообщил, что бабушка умерла. На лице Хейке, исполненном достоинства, отражалось не только бездонная скорбь, но и ни с чем не сравнимое отчаяние. Нечто неотвратимое, что испугало Вильяра.

В такие моменты хорошо было иметь рядом Белинду. Она была такой доверчивой, такой земной. За время короткого пути до дома она размышляла о многом. О практических вещах, которые она должна была проделать с Ловисой. О том, должна ли она, Белинда, уехать теперь в Кристианию, и о том, как они поступят с вещами Винги.

Прекрасно, что можно было заниматься такими простыми делами.

Уже на следующий день Хейке пошел к ленсману и рассказал, что случилось с фру Тильдой, которой уже хватились. Разумеется, он не сказал правды. Он назвал это «самовозгоранием». Это было нечто, чего все боялись. Все знали страшные истории о людях, которые начинали гореть. Собственно, таких случаев на свете было очень мало на протяжении всей истории, но страшные рассказы охотно передавались народом из уст в уста.

И когда ленсман и его свита увидели на дороге останки фру Тильды, то никто не усомнился. «Видно, это сам дьявол пришел и забрал ее», — решил ленсман, и никто ему не возражал.

Ловису забрали в Гростенсхольм. Прислуга из Элистранда не протестовала. Родителям Белинды было снова отправлено послание. Потому что кто-то же должен был позаботиться об усадьбе?

Однако прежде чем успели приехать родители, сестры и братья Белинды и начались хлопоты по переезду, в Гростенсхольмской волости произошли другие события…

Через два дня после погребения Винги Вильяр спустился вниз в столовую, чтобы позавтракать. Белинда была уже тут, с маленькой Ловисой на коленях.

— Доброе утро, — приветливо поздоровался он. — Уже встали?

Как всегда, когда она видела его в последнее время, она испытывала потрясение. Приятное, однако ей это не нравилось. Это причиняло боль.

— Твой дед рано ушел из дома, — сказала она смущенно. — Он оставил для тебя письмо. Вот — пожалуйста!

— Письмо? — удивился Вильяр, сдвинув брови. — С какой это стати?

Он уселся перед своей тарелкой и вскрыл конверт. Белинда ощущала в доме гулкую тишину. Тишину скорби. Здесь не хватало одного голоса. Радостного и неистового голоса хрупкой старой дамы, с серебристыми волосами и живыми движениями. Казалось, будто сама жизнь покинула Гростенсхольм. Расточительная, безответственная жизнь с поздними зваными ужинами, с роскошью, экстравагантностью и радостью жизни.

— Нет, — прошептал Вильяр. Он был явно испуган.

— Что там? — спросила Белинда.

— Он не в своем уме, этого он не может сделать! Я должен пойти в Липовую аллею, немедленно!

— Я с тобой, — сказала Белинда, потому что ее место было там, где был Вильяр.

Он ее не слышал. Он бросился опрометью из дома с письмом в руке. Белинда передала маленькую Ловису горничной и побежала следом. Он был уже далеко, на выгоне для лошадей, и ей пришлось немного приподнять юбки, чтобы поспевать за ним. Она догнала его только на дворе Линде-аллее. На всякий случай она держалась все еще позади, когда он вошел в дом.

Его родители и Тула сидели за столом и завтракали.

— Вильяр, что привело тебя сюда так рано? — спросил Эскиль.

Этот дом был тоже отмечен печатью скорби. У всех было подавленное настроение. Тула, сидевшая посредине напротив двери, мельком взглянула на Вильяра. У него в голове быстро пронеслась мысль о том, что ему необходимо узнать обо всем, что она могла надумать во время длинного пути из Швеции… Но он не тратил время зря на раздумья и пустую болтовню.

— Хейке уехал в долину Людей Льда!

Реакция Эскиля и Сольвейг была такой же, как у него — изумление и страх. Но Тула реагировала иначе:

— Что? Без меня? Когда он уехал? Бездыханная после бешеной пробежки, Белинда ответила:

— Только что. Он вручил мне письмо, которое я должна была отдать Вильяру. Затем он потрепал меня по щеке и исчез. Сразу после этого пришел Вильяр.

— И такое теперь, — пожаловался Эскиль. — Когда на пороге зима. Он же старый человек!

Тула вскочила из-за стола. Она проглотила последний кусок хлеба и запила его молоком.

— Читай письмо, Вильяр! Живо, я не должна терять время!

— Но ты не можешь…

— Замолчи! Читай! Вильяр развернул письмо.

— «Дорогой Вильяр!

Этим я полностью передаю Гростенсхольм под твою защиту, я знаю, ты справишься с этим.

Это письмо прощальное. Теперь, когда больше нет Винги, я попытаюсь найти сосуд Тенгеля Злого с водой зла и обезвредить его чистой водой Ширы. Я знаю, что я не тот человек, но мне нечего терять, чтобы добиться всего. Если я смогу освободить наш род от этого страшного карающего меча, то я это сделаю. Не должны больше рождаться такие обделенные дети, как я. Я попытаюсь вернуться домой, но если не вернусь, знайте, что мне не удалось выполнить задачу.