Молин кивнул слуге и попросил принести лекарства, прописанные для долговременного курса.

– Мне кажется, что от его лечения мне только хуже, признался Молин Хейке. – Но доктор говорит, что это нормально. Якобы улучшение наступит позже.

Хейке нахмурил брови. Его реакция не ускользнула от Молина, и, встретив понимание, старик воодушевился.

– Я исправно принимаю его лекарства несколько недель. Вчера я пожаловался – и он сказал, что нужно добавить еще одно снадобье. Вот это, – уточнил Молин, подняв пузырек. Я должен был выпить его за завтраком, но пропал аппетит, и пришлось отложить лечение в долгий ящик.

Хейке взял со стола пузырек и открыл его. Внимательно рассмотрел белый порошок. Тем временем подоспел слуга с целой кучей эликсиров и порошков.

Хейке обстоятельно исследовал каждый из них, понюхал, послюнявил палец и попробовал на язык, а затем вновь вернулся к белому порошку в пузырьке.

– Без названий, – бормотал он. – Только номера. И надписи «сильнодействующее» на этикетках.

Когда Хейке вновь посмотрел в глаза Молину, вид у него был очень серьезным.

– Не знаю, что здесь происходит, – расстроенно сказал он. – Но отныне не принимайте ни капли, ни крупицы всего этого!

– Что вы имеете в виду?

– Этот так называемый врач долгое время пытался убить вас, Ваша милость. Только очень крепкий организм мог выдержать такой натиск.

Молин и слуга непонимающе переглянулись.

– И что-то мне подсказывает, что ситуация критическая, – продолжал Хейке. – Взгляните на этот порошок с металлическим блеском! Здесь, в пузырьке, сильнейший яд! Вы бы сгорели в страшных мучениях за несколько часов, Ваша милость.

Слуга кашлянул.

– Осмелюсь указать, Ваша милость, кто бы в таком случае констатировал причину смерти?

– Да, сам доктор Люнгквист, – кивнул Молин. Старик порывисто вздохнул.

– Вчера вечером я намекнул, что хочу изменить свое завещание в пользу юного Кристера. Во всяком случае вставить его туда. При этом присутствовал доктор Люнгквист. И он прописал это. Не понимаю, зачем, – ведь он не упомянут в завещании. Но, очевидно, что-то за этим кроется. Чертова лиса! – в сердцах выругался Молин.

– Не обижайте лис, – горько усмехнулся Хейке, а глаза его оставались серьезными. – Советую Вашей милости передать все эти яды – а это, несомненно, яды – в полицию.

– Обязательно. Жаль, что мой друг полицмейстер в отъезде, – вздохнул Молин. – Но мой верный слуга сам снесет все в участок. И… думаю, с доктором Люнгквистом лучше сделать вид, что ничего не случилось?

– Несомненно! Он сейчас наверняка ждет вызова к смертному одру.

– Доставим ему такое удовольствие, – решительно сказал Молин. – А сейчас Вы, должно быть, желаете осмотреть меня, доктор Линд? Выяснить, что он успел разрушить.

Хейке и слуга довели Молина до постели, а горничным было приказано не впускать доктора Люнгквиста, если тот придет, и говорить, что «Его милость никого не может принять». Пусть понимает, как хочет.

Хейке тщательно осмотрел старика с головы до пят.

– Ужасно, – подавленно изрек он. – Такой сильный и прекрасный организм сознательно разрушали день за днем.

– Я ведь еще пережил два удара.

– Но после первого быстро оправились.

– Да, верно. Хейке выпрямился.

– Возможно, кое-что из прежнего мне удастся восстановить. Начну прямо сейчас с простейшего. Расслабьтесь, Ваша милость. Закройте глаза. Вот так.

Они были одни в комнате. Слуга ушел в полицию.

Молин почувствовал руки Хейке над своим лицом. Не на коже, а на некотором расстоянии. Он ощутил тепло. Все теплее и теплее его векам. Тепло, превратившееся уже в жар, било прямо в глаза.

– Больно? – спросил низкий голос.

– Жжет, – ответил Молин. – Но терпеть можно. Сердце его тяжело ухало. Он ничего не понимал. Удивлялся, как быстро проникся доверием к этому своеобразному человеку. Рационалист, привыкший к суровой реальности делового мира, он никогда не верил в сверхъестественное. Шарлатаны, называл он таких, как Хейке.

Теперь он больше не испытывает презрения.

Вот что делает страх смерти. И шок от манипуляций доктора Люнгквиста. Но, пожалуй, еще больше на него повлияло отношение к Хейке Кристера. Смягчило предубеждение Молина. «Колдун», назвал Кристер своего удивительного родственника. Да, если есть на свете колдуны, они должны выглядеть именно так, как это чудовище.

Чудовище – только снаружи. Ибо внутри это прекрасный, душевный человек, чувствовал Молин.

Жар в глазах становился нестерпимым.

– Такое впечатление, что веки сейчас загорятся, – нерешительно пошутил он. – Словно линзой направляешь солнечный луч на ворох сухой листвы.

– Да, это добрый знак. Если Ваша милость потерпит еще немного, мы скоро закончим.

– Постараюсь, – страдая, выдавил из себя Молин.

– Когда я резко уберу руки, вы ничего не увидите, словно долго смотрели на солнце, а потом зашли в темную комнату. И остаток дня у Вашей милости будет болеть голова. Но это все пройдет.

«А потом?» – хотел спросить Молин, но не осмелился.

Наконец он убрал руки. Молин почувствовал прохладное дуновение над веками.

– Если хотите, можете открыть глаза. Но будет больно.

– Нет-нет, я чуть подожду, – опустошенно произнес Молин. – Я не трус, но… Вошел слуга.

– Я передал лекарства, Ваша милость. Они послали за аптекарем.

– Ты просил сохранить все в тайне?

– Конечно! Как вы себя чувствуете, Ваша милость?

– Спасибо, хорошо, искры сверкают, как в кузнице. Но так и должно быть. Уже можно открыть глаза?

– Пожалуйста, – сказал Хейке.

Голос прозвучал напряженно, с содроганием отметил Молин.

Старик медленно открыл глаза. Как и ожидалось, он ничего не увидел, а прежде хотя бы различал предметы и движения. Но его предупреждали. В голове стоял бешеный стук, отдающий в глаза. Он был вынужден снова смежить веки и тихо застонал.

Слуга выглядел испуганным.

– Никакой опасности нет, – успокоил Хейке. – Думаю, нам лучше оставить вас, Ваша милость. Отдыхайте. А если потребуется помощь, мы будем в соседней комнате. Поспите, это пойдет вам на пользу.

Молин только кивнул, он был озадачен и напуган, а кроме того, очень зол. Так часто бывает, когда приходится терпеть сильную боль.

Они вышли. Сели на стулья в гостиной и ждали.

– Думаете, Его милость поправится? – осторожно спросил слуга. – Думаете, возможно исправить причиненный вред?

– Трудно сказать, – задумчиво ответил Хейке. – Второй удар по его здоровью был сокрушительным. Но у него необыкновенно крепкий организм, и я верю, что сумею устранить последствия отравления.

– Если вам удастся, мы все будем безмерно благодарны.

Немного погодя они услышали, что Молин спит, глубоко и крепко. Однако Хейке не признался, что это он погрузил несчастного промышленника в сон.

В комнате воцарилась чудесная атмосфера уважения и взаимопонимания. Хейке всегда был вежлив со слугами.

– Я могу посидеть здесь несколько часов, – сказал Хейке. – А потом вы смените меня. Или наоборот, как вам удобнее.

– Спасибо, – сказал слуга. – Давайте так и поступим.

Хейке заметил, как он успокоился, как груз упал с его души.

Хороший у Молина слуга, подумал он.

Вечером первыми пришли проведать старика Кристер и Коль с увязавшейся за ними собакой, а потом вихрем ворвались полицмейстер, Тула и Томас.

Иными словами, большой семейный совет. Однако без обычного хора приветствий. Только Саша открыто выражал свою радость от возможности вновь лицезреть Тулу и Томаса. Троица была возбуждена.

– Доктор Люнгквист… – прохрипел, не успев отдышаться, полицмейстер.

– Что с ним? – спросил Хейке.

– Это доктор Берг.

На несколько секунд воцарилось молчание.

– Кузен фру Бакман? Лечивший Магдалену на курорте?

– Именно. Опять тишина.

– Ага! – вдруг хором воскликнули Хейке и слуга. – Тогда все совпадает.